Кирилл Иванов сын Уланов, профессиональный иконописец, поступил в Оружейную палату, как гласит его челобитная, в 1688 году. Принесенная им икона понравилась свидетельствовавшим его мастерам, и он был принят на место умершего изографа Никиты Павловца. Теперь имя Уланова постоянно встречается в документах Оружейной палаты. Он получает многочисленные заказы от членов царской семьи, работы его нравятся заказчикам и собратьям-иконописцам. Сохранился хвалебный отзыв старейшего изографа Оружейной палаты Федора Зубова об «иконописном художестве» Уланова, ставящий его в один ряд с признанными авторитетами. В следующем, 1689 году он покупает себе двор в Старой Кузнечной слободе в Заяузье. Начиналась вполне благополучная карьера царского иконописца. Заказы следовали один за другим, так что работал он в Оружейной палате «пред своею братиею излишно».

90-е годы были счастливым временем для Кирилла Уланова. Глядя на произведения мастера той поры, мы понимаем, почему эти иконы так ценились современниками. Уланову более всего удавались юные лики и женские образы. Наряду с радостным, торжественным началом в них есть «умилительность», в полной мере проявившаяся в искусстве XVII столетия. Мягкость, нежность, лиричность и красота не снижали одухотворенности его образов, но придавали им душевность. Женственное, по-своему созерцательное искусство отразило эстетические и нравственные идеалы своей эпохи и самого художника.

В Устюжне, на окраине Новгородских земель, сохранились самые ранние из дошедших до нас икон мастера - «Спас на престоле», «Петр и Павел», «Троица». Они были написаны в 1689 и 1690 годах для городского Рождественского собора и церкви Петра и Павла. Заказ этот Уланов получил не без участия царского духовника Меркурия Гавриловича — он был родом из Устюжны и, живя в Москве, город свой не забывал и благодетельствовал. В 1698 году Уланов напишет еще одну икону для Устюжны — «Богоматерь Боголюбская», а в 1699 году - храмовый образ для церкви Дмитрия Солунского в Новгороде — в поминовение души «великих государей духовника» Меркурия Гавриловича.

В 1690 году началось строительство одного из лучших памятников «нарышкинского стиля» — церкви Покрова в Филях, подмосковном селе, незадолго до этого подаренном Льву Кирилловичу Нарышкину его царственным племянником. В 1694 году Кирилл Уланов написал две иконы для Филей в иконостас верхнего Спасского храма. Одна из них — рама для главной святыни, иконы Спаса Нерукотворного (эта икона, по преданию, спасла своего владельца от гибели во время стрелецкого бунта 1682 года). Судя по стилю всех остальных икон филевского иконостаса, вкусы самого Льва Кирилловича склонялись к иному, более решительному в усвоении европейских новшеств направлению, в котором работал живописец Карп Золотарев, автор нескольких икон филевского иконостаса. Уланов, проявив очень тонкое декоративное чутье, «вписал» свои иконы в пышный резной золоченый иконостас.

Еще несколько лет Кирилл Уланов не будет чувствовать недостатка в заказах от царской семьи. В 1693—1694 голах он, как лучший иконописец-«мелочник», то есть мастер миниатюрного письма, выполняет заказ царицы Натальи Кирилловны — двенадцать икон Миней. Пишет он и для царевны Марии Алексеевны, и для царицы Евдокии Федоровны Лопухиной. Но постепенно круг заказчиков сужается, умирают Наталья Кирилловна и царь Иван Алексеевич, заточается в монастырь Евдокия Лопухина. Нужда в иконописцах становится меньше, их штат в Оружейной палате сокращается. Последние большие работы по государственному заказу царские изографы выполняют в самом конце столетия в Успенском соборе Московского Кремля. Уланов пишет иконостас в Похвальский придел, поновляет несколько древних и особо чтимых икон. Среди них «Спас на престоле», привезенный из Новгорода и «Дмитрий Солунский», образ, написанный, по преданию, на гробовой доске святого.

К началу XVIII столетия, когда Петр основывает новую столицу и покидает Москву, работы для изографов Оружейной палаты уже нет. В 1701 году в ее штате числилось только двое иконописцев — Кирилл Уланов и Тихон Филатьев, но и им обоим приходилось жить частными заказами. Уланов пишет иконы в московские приходские церкви — Николы «Большой крест», «Похвалы Богоматери» в Башмакове, Власия во Власьевском переулке. Работает он и в окрестностях Москвы — вместе с Тихоном Филатьевым создает иконы для собора архангела Михаила в Бронницах, участвует среди других мастеров в больших иконописных работах в подмосковной усадьбе Головиных Деденёве. Последняя из дошедших до нас икон Уланова московского периода его жизни - «Богоматерь Грузинская» - написана им в 1707 году совместно с сыном Иваном. Иван, иконописец царевича Алексея Петровича, останется жить в Москве, заимеет двор за Покровскими воротами, а его отец в январе 1709 года примет монашеский постриг под именем Корнилий в далекой Троицкой Кривоезерской пустыни близ города Юрьевца Поволгского.

Отъезд иконописца в провинцию был вынужденным, но верным шагом. В глубине России, где вековой уклад жизни еще не был потревожен преобразованиями, искусство изографа Оружейной палаты только и могло найти для себя применение. И если для Петербурга, не довольствовавшегося умеренным «живоподобием», а нуждавшегося в живописи на европейский лад, оно было вчерашним днем, то для русской провинции оно, напротив, стало тем образцом, к которому подтягивались местные художественные силы, усваивая через него и целый ряд западных новшеств. Но для того, чтобы перебраться в провинцию, не нужно было становиться монахом. Здесь были свои особые причины, о которых мы уже никогда не узнаем.

На сороковой день по своем пострижении Корнилий Уланов напишет свою первую икону для обители — «Богоматерь Иерусалимская», затем почитавшуюся как чудотворная. Легко понять, что для незнаменитого и не слишком богатого монастыря, не имевшего каменных построек и никогда не знавшего царских подарков, обретение собственной святыни означало немало.

Сохранилось сказание об этой иконе, написанное настоятелем пустыни Леонтием (умер в 1747 году) и хранившееся в монастырской библиотеке. Сказание включало в себя и собственный рассказ Корнилия Уланова о том, как создавал он свою икону и как по окончании работы увидел, что написана она «толико добре и изрядно, яко и самому ми удивитеся и во ужас прийти... И есть ми и доныне, как вспомяну сея святые иконы писание, благодушие велие и радость».

Икона долго еще почиталась в окрестностях Юрьевца. В 1825 году с нее была выполнена уменьшенная копия и отослана на Афон, в русский Пантелеймоновский монастырь, где она, видимо, и по сей день хранится. А оригинал, который мы вправе считать одной из лучших работ Уланова, погиб вскоре после октябрьской революции. Икона была разбита об пол собора местным активистом Иваном Козловым, вернувшимся с царской политической каторги, и бывшим монахом Кривоезерской пустыни, попом-расстригой по прозвищу Матренич.

В первые годы своей монашеской жизни изограф не теряет связи с Москвой. Он даже приезжает туда еще один раз, и, очевидно, с этим его последним приездом связаны хранящиеся в монастырских церквах иконы, написанные им в 1712 году.

В 1714 году, по решению братии, игуменом становится Корнилий Уланов, незадолго до этого рукоположенный в иеромонахи Нижегородским и Алатырским архиепископом Питиримом, прославившимся своими миссионерскими трудами по обращению раскольников в официальное православие. Еще в 1708 году, когда Питирим был настоятелем Никольского монастыря в Переславле-Залесском, его иждивением неподалеку от Кривоезерской пустыни был основан Троицкий Белбажский монастырь для бывших раскольниц. И уже после своего назначения архиепископом Питирим, познакомившись с бывшим царским изографом, заказывает ему иконы для нового монастыря. Вскоре Корнилий пишет иконы в Никольский монастырь Переславля-Залесского: владыка не забывал своей прежней обители. Питириму же обязан Уланов и вызовом в Нижний Новгород, где совместно с местным мастером Алексеем Городчаниновым в 1723 году он работает над иконостасом знаменитой Рождественской строгановской церкви.

Украсив своими многочисленными иконами собственную обитель, изограф пишет отдельные образы и целые иконостасы для мужского Успенского Белбажского монастыря, церквей города Юрьевца. Во многих окрестных городах и селах в храмах появляются иконы его письма. Для Макарьева Унженского монастыря, к которому была приписана Кривоезерская пустынь, в 1716 году им пишется икона Богоматери Тихвинской, которая впоследствии почиталась как чудотворная. К сожалению, почти все это наследие мастера погибло уже в нашем столетии.

Последняя из дошедших до нас икон, подписанных игуменом Корнилием Улановым, - «Спас Вседержитель» — датируется 1728 годом. Местные предания говорят о том, что Корнилий в конце концов сложил с себя игуменские обязанности, принял схиму с новым именем Карион и полностью посвятил свой остаток дней писанию икон. Он умер в глубокой старости в 1731 году. Спустя три года, при строительстве нового каменного собора, его могила оказалась внутри одного из приделов, но напрасно мы бы стали искать ее. Монастырь был разрушен и затоплен при строительстве водохранилища Горьковской ГЭС.